Романюки из карпатского села Топильче выпекают традиционный гуцульский хлеб по особенному рецепту, играют на нескольких музыкальных инструментах и владеют уникальными техниками пения. Голосом Параски Романюк восхищаются не только в Украине, но и за ее пределами. Вместе с мужем и сыном они каждый день пекут хлеб и продают его в близлежащие села. Пока пекут – поют. Так они берегут, воссоздают гуцульские традиции и передают свои знания другим.
Параска и Васыль Романюки вместе уже 45 лет. И на протяжении почти 20 лет они пекут хлеб. Искусство создания традиционного гуцульского хлеба Параска Романюк переняла от своих бабушки и дедушки:
— Так пекла наша бабка, наш дед. Когда деду было 18 лет, то его немцы забрали в Германию. Он там 6 лет работал у одного бауэра (фермера – ред.), так говорит, что там была вся выдержка хлеба, сколько должна быть. Если дед что-то не так сделал, то немец пришел, хлеб перекроил. Если хлеб не прошел всю выдержку, которая должна быть, то еще 25 корбачей (пинков – ред.) выписывал. Так Бог дал, что дед вернулся сюда и пошло по традиции: все пекли, наша семья.
Васыль Романюк раньше работал егерем в лесничестве, и семья жила в лесу. Научился и стал также печь хлеб, когда жена внезапно заболела. С тех пор хлеб стал семейным делом.
Сын Параски и Васыля, также Васыль, помогает родителям: заготавливает и носит дрова, топит печь и развозит хлеб на продажу.
Муку Романюки используют только высшего сорта. Черный хлеб вообще не выпекают. Мол, люди больше любят белый. В целом, семья делает такие разновидности хлеба: квадратный, круглый, булочки, калачи и паски. Также пекут и под заказ.
Сейчас у Романюков есть отдельное помещение с большой печью. Пока же не было большой печи, то пекли в домашней, маленькой. Тогда за день могли сделать до 100 буханок. Теперь — до 400.
Параска рассказывает, что они просыпаются к хлебу ночью:
— К хлебу надо в 1:00 ночи встать, чтобы он прошел выдержку, чтобы вкусный был. Встаем, чистим зубы, молимся Богу, пьем кофе, чтобы не дремать. Молимся Богу, чтобы нам работа легко пошла и чтобы людям хлеб смаковал.
— В 20:00 ложимся и в 1:00 ночи встаем, месим тесто и печем. Ведь так не будет хлеба доброго, если его сделать плохо. Если не будет настроения хорошего, то и хлеба хорошего не будет. Мы играем и поем возле хлеба — музыка придает нам сил.
Нанятых работников семья не может себе позволить, ведь считает, что за тяжелый труд нужно хорошо платить, а на данный момент таких средств у них нет:
— Надо и налог заплатить, и пенсионное, и муку купить. Если посчитаешь все, то нечем. Это очень тяжелый труд.
Хлеб Романюков, несмотря на препятствия, регулярно «ездит» на Верховину, Буркут, Явирнык и Зеленое:
— Очень дороги плохие, техника ломается. Это тяжелое дело, потому что немного есть конкуренции.
Во время Революции Гидности гуцульский хлеб побывал и на Майдане. Сын Васыль возил туда каждую неделю по 150 буханок.
Дедов рецепт хлеба Параска держит в секрете. Неповторимый вкус и запах хлеба ее муж объясняет так:
— Сейчас добавляют много разрыхлителей. Он тесто разрыхляет сильно, что мало муки надо, но большой выход хлеба. Но тот хлеб не имеет качества, он такой, как губка, не имеет веса, не имеет вкуса, но люди это кушают. А у нас на дрожжах, по давнему рецепту. Вот он и вес имеет, и вкус. А из-за того, что мы делаем на дровах, то и запах имеет.
Выпеченный хлеб может храниться около недели, в жару — немного меньше. Васыль добавляет, что несмотря на небольшую скорость работы, процесс выпекания автоматизировать они не хотят. Продолжают формировать хлеб вручную и выпекать в печи:
— Не, так лучше. На такой хлеб есть спрос. Едут туристы за грибами и берут с собой, едут себе в горы.
Без создания хлеба семья своей жизни уже не представляет:
— Это жизнь наша. Это такое, что без этого жить не будешь. Это самое дорогое добро.
Музыка и пение
Важную роль в жизни Романюков играет также и музыка, пение. Параска начала петь еще в детстве. Женщина вспоминает, что ее мама красиво пела и «эгокала». Эгоканье или кугыканье в песнях раньше было очень распространенным среди гуцулов. К Романюкам даже приезжала певица Руслана Лыжичко, чтобы научиться этому уникальному гуцульскому пению, который напоминает звуки трембиты:
— Это (эгоканье – ред.) такое наше полонинское эхо — друг другу люди давали голос, может кто-то потерялся. Как паренек с одного конца леса звал, то девушка слышала, где он сидит. Это означало, что друг другу люди с горба на горб могли давать себе такой голос, чтобы знали, что там кто-то есть тоже, кто если б потерялся на полонине. Туман может быть, понимаете, разное такое.
В роду Параски все пели – и мужчины, и женщины. Больше всего пела маленькая Параска, когда ходила с мамой выпасать коров:
— Мы ходили за коровами, мама эгокала, пела, а я себе училась. Да и так. Куда шла, там и пела.
Песни сопровождают ее на протяжении всей жизни:
— Так уже как вышла замуж, с Васылем поженились, Васыль работал лесником в государственном лесокомбинате. Да и наша работа была связана с лесом. То даже и дня одного не проходило, чтоб мы не пели. Разве придет зима, так заметет уже, да и все. Да и то, в хате поем, потому что колядники придут.
Про уникальный голос гуцулки начали говорить после того, как в Топильче поставили спектакль «Вечорницы», сценарий к которому написала писательница и вышивальница из соседнего Зеленого — Васылына Янушевская. Мастерица тогда объединила людей, которые умели хорошо играть и петь.
Сейчас послушать уникальное пение Параски Романюк часто приезжают иностранцы. Женщина охотно поет для публики. Она также хочет вести в школе кружки, ведь считает, что традиции нужно сохранять:
— Хотелось, чтобы вложили в души детей аутентичность гуцульского края. Чтобы так, как наши деды пели. Человек, как живет на свете, то хочет, чтобы о нем было упоминание. Так, как мы вспоминаем своих родителей, что наши родители не пили, пели, гуляли без водки. Так это хотелось бы, чтоб и сейчас так было. Чтобы та сатана не завладела всем миром, чтоб осталась еще частичка этого зеленого края.
Параска привыкла петь за работой:
— Мне одно другому не мешает. Я и хлеб мешаю, и пою. Бывает очень тяжело на душе, ведь жизнь – это жизнь, всякое есть – есть доброе, есть злое. Слышишь песню, слышишь музыку, так на весь тот негатив, который влияет на тебя, одна отрада – то песня.
У мужа Параски, кроме всего прочего, есть также талант к резьбе:
— Закончил школу, резцы купил себе, начал делать ролы, это такие сувениры были во времена Союза. Ролы, совы, котики, медвежата, такое разное делал. Рисовал в школе, любил очень рисовать, когда мальчиком был. Есть к этому дар, талант, да так оно и есть.
В музыке Васыль самоучка – умеет играть на баяне и дуде. Сейчас, правда, мало времени уделяет игре на инструментах, поскольку несколько лет назад травмировал руку.
Все больше времени мужчина проводит в мастерской, где делает подставки для рогов, картины и рамки преимущественно из явора, кедра и осины.
Особой популярностью пользуются подставки под оленьи рога. Кстати, для их изготовления самих оленей не убивают – весной животные просто сбрасывают рога, которые мастера потом находят в лесу:
— То такая мода у нас на Гуцульщине. Люди любят эти трофеи себе по стенах ставить. Наши прадеды ставили просто такое сердце, потом люди поняли, что можно делать по-другому. Миски точат, шкатулки для украшений, масленки под брынзу.
Младший Васыль также с детства учился игре на музыкальных инструментах. Сначала это был баян отца, а со временем – скрипка. Один из учителей Васыля – известный гуцульский музыкант-виртуоз Роман Кумлык:
— 20 занятий брал у Кумлыка, но я до этого уже играл. Немного потренировался, а он мне потом магнитофон подарил, то я по кассетам доучивался играть. Много почерпнул из того.
Понимая, что музыкой можно заработать, мужчина, однако, не спешит посвятить ей всю свою жизнь, ведь для него это скорее хобби:
— Особо не думаю какие-то карьеры строить, то все для меня второстепенное. Семья Саблив, по маминой линии, то там были сильные певцы.
Для Васыля важной есть именно настоящая гуцульская музыка:
— Иногда как люди поют, то есть ощущение красок такое. Есть такие люди, которые не хотят слышать, потому и говорят, что это одно и то же. Но это не одно и то же, там много частичек есть. То надо отличать, тогда сразу слышно или хорошо поет, или нет. Даже если сам хорошо не играешь, то по пению чувствуешь, как это должно быть. А иногда так поют, что уже нет того колорита, той аутентичности в музыке. Ты начинаешь повторять за человеком, а это уже не то.
Гуцульские музыкальные инструменты
Не секрет, что музыкальные инструменты гуцулов всегда были для них особенным жизненным атрибутом.
Традиционными гуцульскими музыкальными инструментами считаются: дрымба (варган – ред.), трембита, сопилка, флояра, дуда, рог, звоночек, теленка, окарина, денцовка, попискало, деркач, лира, скрипка, цимбалы, бубен, бербеница.
Самый известный гуцульский музыкальный инструмент – трембита, которая кроме того была своего рода «будильником» и способом коммуникации для овчаров.
К сожалению, не все инструменты сейчас активно используются:
— У нас сохранилось. Так скрипа, (скрипка – ред.) как она была, так она и есть. Флояра, сопилка также, цимбалы. Вот это у нас самое традиционное, у троистых музык было. Ну и бубен, но преимущественно флояра играла. Ведь так уже придумали разные инструменты, эти саксофоны, кларнеты, баян придумали. А так, то самая коренная у нас сопилка, скрипка, дудка — волынка из козы. Это очень старинный инструмент.
Традиции
Многие туристы едут в Карпаты именно за гуцульским колоритом. Здесь еще можно увидеть как одевают «княгиню» (невесту – авт.), услышать старинные свадебные песни, услышать как на полонинах звучит трембита, увидеть аутентичную одежду гуцулов, попробовать их традиционные блюда.
Для Параски Романюк сохранение и передача гуцульских традиций обязательны:
— Мне это кажется, что, если не постараются сберечь аутентику гуцульского края: та и песни, танцы, одежду, которая есть на Гуцульщине, традиции, обряды. Если все это исчезнет, то мы можем считать, что нашей нации нет, что гуцулов нет, гуцулы пропали.
Сын Васыль также уточняет, что стоит различать понятия сохраненной и живой традиции:
— Живой традиции уже мало. Кто из старшего поколения – живет и думает так. Потому, что гуцул – это в первую очередь язычник. То традиция, ведь, как писал Огиенко Иван, это синкретизм – двоеверие. Сложилась накладка давних верований языческих с новыми христианскими, и получился такой гуцульским обряд, гуцульская традиция, где полно этих давних верований. Те верования по-настоящему сохраняют лишь люди подсознательно так, но их очень мало таких людей. В целом, уже то, что творится на уровне культуры – это уже как бы фольклор, это уже воспроизведение – это не жизнь ими, это уже немножко другое.
Параска и Васыль уже не застали типичных гуцульских вечерниц и знают о них только из рассказов бабушек. Бабушка, по словам Параски, просила ценить свое и ругалась за «чужую музыку». Теперь женщина вспоминает рассказы о вечерницах и толоках:
— Давным-давно хаты так не были близенько одна к другой соседней, как сейчас. То были очень далеко друг от друга. То или эгокали или в трембиту играли, да и сходились вечерами. Или дрова носят, или прядут, или шьют. Называлась толока. Одни приедут прядут, другие вышивают вечером. Одни буришныки пекут, другие хлеб пекут. Но так играют на скрипке и флояре, а то сначала музыкантов не было. Флояра да и скрипка. Поют, да и гуляют. А про водку даже никто и не слышал. Ведь никто и не пил ее. Так рассказывала моя бабка, что водку на толоках никто даже и не давал. А на колядки, как люди сходились и колядники шли колядовать, то их было под двадцать человек, то было где-то двести пятьдесят грамм водки, то и эти двести пятьдесят грамм были на Рождество, да и на все три дня праздничных хватало. Такая была очень маленькая порция. Такая, что там две-три капельки водки.
Последнее время за 20–30 лет в культуре, жизни и внешнем виде гуцулов произошло много перемен, про которые рассказывает Васыль:
— Фактически когда-то не было такой одежды, было немножко проще. Не было так что кушать, потому что беднее жили. Варили голубцы, холодец, банош. Коней было запрещено содержать, только то, что в колхозе было. Не было такой забавы, не было такой роскоши. Делают большие столовые, площадки, а когда-то гуляли в хате. В послевоенные годы меньше народу было, война забрала. А сейчас люди построили хаты лучше, бо то были такие маленькие хаты у людей. Теперь каждый имеет машину, лучше люди живут. Мало той пенсии, но жить можно, но надо работать.
Родственники Параски живут за границей и предлагали Параске переехать. Но Романюки не хотят никуда выезжать:
— Нет, я бы не оставил свои горы! Разве бы, Боже упаси, вывезли уже.
На вопрос, почему гуцулы так хорошо берегут традиции, Романюки отвечают коротко:
— Так все это закоренело в каждую душу. Кто это любит, кто это уважает, да и так оно и есть.
Как мы снимали
Больше о нашем визите к семье Романюков в Топильче, а также про гриб, который разговаривает, и колоритную гуцульскую свадьбу на Верховине смотрите в нашем новом видеоблоге.
