Голоса оккупации. Ганна. Учительница, которая выходила на протесты в Мелитополе

Ганна Бут — учительница немецкого языка в Мелитопольском профессиональном аграрном лицее. За свою активную гражданскую позицию и вклад в сферу образования она получила несколько наград. Во время полномасштабной войны в Украине женщина вместе с дочерью участвовала в акциях сопротивления в Мелитополе, где они ходили по городу с плакатами «Мелитополь — наш дом», пели государственный гимн и развешивали жёлто-голубые ленты в общественных местах.

9 мая Ганна переехала в Дубно на Волыни. Там она присоединилась к деятельности волонтёрского центра «Тенета» и помогает плести маскировочные сети для украинских военных.

— Я работаю во благо нашей страны, потому что иначе я не могу, потому что родилась с этим. Я хожу туда, чтобы не быть дома в одиночестве, чтобы сохранить свою психику до конца войны, потому что ещё десять лет до пенсии нужно работать. Я делаю это, потому что, во-первых, это очень важное дело, потому что человеческая жизнь бесценна. А во-вторых, я знаю цену технике, вооружению и амуниции — всему, что касается войск.

Жизнь в переездах

Ганна родилась в городке Путыла на Буковине. «Это там, где трембиты. Это там, где Ольга Кобылянская. Это там, где Юрий Федьковыч. Гуцулка я», — рассказывает женщина, которая гордится своими корнями. Но так сложилась судьба, что после окончания Чернивецкой школы-интерната она ещё девушкой попала в ​​педагогический институт на востоке Украины. Этот период женщина вспоминает неохотно. Говорит, что за свой украинский язык и гражданскую позицию переживала постоянный буллинг — была и жвачка в волосах, и подлива на голове.

Это мотивировало Ганну на отчаянный шаг: никого не посвящая в свои намерения, она сбежала из школы и уехала с востока Украины на юг, к окраинам Херсона, искать мать, потому что оттуда от неё приходили посылки раз в год. Там и окончила аграрный лицей по специальности «машинист-тракторист». Преподаватели отправили Ганну в Мелитопольский государственный педагогический университет — с тех пор она и поселилась в Мелитополе.

— В 2001 году начала работать в вечерней школе немецкого языка. Но вечерняя школа и маленький ребёнок — это совсем не комильфо. Потом перешла в аграрный лицей, уже 20 лет работаю. Я преподавала и немецкий язык, и биологию, и экологию, и художественную культуру. А последние два года ещё гражданское образование, потому что это вообще предмет о моей позиции. Что касается гражданской активности, сознания и так далее — это ко мне. Я могу маленьких детей приучить любить свою землю. Когда-то Маленький Принц (персонаж произведения французского писателя Антуана де Сент-Экзюпери. — ред.) рассказывал, что надо наблюдать за миром, смотреть на каждое живое существо — то же самое я делаю с учениками.

Муж Ганны познакомил её с Мелитополем: и с местной рекой Молочной, и с озером Гарячка. У этих мест отдыха семья прожила 25 лет.

— Каждое воскресенье мы ходили на отдых к реке. А после церкви шли к коням в конно-спортивную школу «Алюр». Это общение с ними. Это их бархатные мордашки. Это их глазки такие красивые…

«Кому нужен тот Мелитополь?» Начало вторжения

Ганна Бут вспоминает: когда дочь говорила ей, что нужно складывать тревожный чемодан, она смеялась.
— Я ей говорила: «Кристина, мы будем у военных путаться под ногами с тем тревожным чемоданом. Потому что Вооруженные Силы здесь, рядом». Я ведь не знала, что город останется один на один с оккупантами.

После смерти мужа Ганна страдает бессонницей. Когда просыпается ранним утром, просто начинает работать. И 24 февраля, вспоминает, было то же самое. Женщина принялась собираться на работу. Стрелки часов показывали полседьмого. По дороге встретила соседа, который спросил: «Куда ты идёшь? Там горит аэродром».

— Я на него посмотрела так, думаю, что он мелет. И пошла дальше на работу. Пришла, написала на доске Vierundzwanzigsten Februar (24 февраля. — ред.) перед уроком немецкого языка. Слышу — такой шум. У нас рядом общежитие, и слышу оттуда: «Война! Война!». Я вышла на улицу, а там все с сумками. Быстро загуглила, что происходит в Мелитополе — всюду читаю «война». Думаю, кому нужен тот Мелитополь?

Российские войска вошли в город 24 февраля. 25 уже был бой в центре Мелитополя.

— Дочь сразу скотчем окна начала заклеивать. Мне смешно, а она на меня кричит. Я говорю: «Кристина, ну какая война? Здесь же весь мир с нами. Побоятся на нас нападать». Я никуда не собиралась уходить. Мне казалось, что это ненадолго, это быстро пройдёт, и я пойду в свой лицей. Но когда исчезло украинское телевидение и радио (и стало всё российское), тогда я уже поняла, что это беда.

Молитвы и акции против военной техники

Акции сопротивления в Мелитополе начались 28 февраля. Один профессор-историк позвонил по телефону Ганне и пригласил на межконфессиональную молитву, которая должна была состояться у памятника Шевченко (на площади Победы. — ред.). Там собрались люди, держали в руках плакат «Мелитополь — наш дом» и молились. Участники акции договорились каждый день до победы в двенадцать часов собираться на этой площади.

— Так мы каждый день выходили. Нашей задачей было поднимать Мелитополь. Мы ходили в разные уголки города и кричали «Мелитополь — Украина», «Украина превыше всего», почти на каждом квартале останавливались и пели государственный гимн. В одном из домов люди вынесли большие колонки, из которых раздался гимн. И люди плакали, потому что это действительно очень волнительно. А за нами же ездили россияне, и мы им кричали «оккупанты». Очень много было злословия, потому что иначе нельзя с ними. Но наблюдалась какая-то одичавшая непонятность в глазах оккупантов, они не понимали, что происходит. Российские военные нас «приехали освобождать», а мы здесь им говорим: «Оккупанты — домой!». Просто невероятно было смотреть на их растерянность.

Дочь Ганны пыталась вести прямую трансляцию во время акций, чтобы люди видели, что происходит в Мелитополе. Когда похитили мэра города (это произошло 11 марта. — ред.), мелитопольцы всё равно решили, что будут продолжать своё дело.

— Однажды мы вышли на площадь, а там всё было усыпано захватчиками. Я столько военных никогда в жизни не видела. До сих пор как закрываю глаза, вижу автозаки, пулемёты и другую военную технику. В следующий раз мы договорились, что встречаемся в другом месте — не на центральной площади, а возле танка на Братском кладбище. И в тот день нас ждало то же: уже создавалось впечатление, что оккупанты знали наши планы заранее. И там нас разогнали.

Во время этой акции сопротивления одну из участниц забросили в автозак (автомобиль для перевозки подозреваемых и обвиняемых. — ред.). Тогда же российский военный ударил Ганну по руке автоматом, когда она держала дочь, рука мгновенно опухла. А Кристине один из россиян наступил на ногу, после чего у неё произошла паническая атака.

— Оккупанты постоянно наводили на нас оружие, дроны, технику. Нас снова разогнали в середине марта. Мы пришли и, как всегда, площадь просто усыпана оккупантами. И стояли там автозаки, подготовленные для тех, кому «не сидится дома», — их ловили и в машину сразу бросали, без лишних вопросов. Женщин они не избивали, выбросили телефоны в окно и всё. А мужчинам и рёбра поломали и зубы выбили. То есть россияне — террористы. И мы решили, что устраивать такие акции больше нельзя, и просто будем ходить на молитву.

Уехать, нельзя терпеть

Ганна всё-таки решила выехать из временно оккупированного Мелитополя, потому что её уговорила дочь. Терпеть оккупацию в какой-то момент стало невозможно:

— Я оставила себе на память, на всю свою жизнь, кусочек желтой нити. Она в кармане всегда со мной. Я становилась спиной в супермаркетах и завязывала где только можно желто-голубые ленты — на сетке, на какой-то корзине, на ручке холодильника. Но потом у нас осталась только желтая нить, больше у нас ничего желто-голубого не было.

Кристина связалась с одной волонтёрской организацией, и ребята увезли её с Ганной из Мелитополя. Они ехали 30 часов.

— Страшнее всего было понимание, что это (война. — ред.) всё-таки произошло. […] А я принципиально, когда Путин сказал, что Украины как страны не существует, не использую русский язык. Его даже нет у меня в телефоне, и нет никакой музыки на русском языке.

Ганна советует не идти на контакт с оккупантами, даже не слушать их. Они «вешают лапшу на уши», мол: «Мы такие хорошие, мы пришли вас освобождать, мы пришли делать здесь счастливое будущее» и так далее. В это верить нельзя, отмечает женщина.

— Я знаю, что мы победим, потому что этого хочет весь народ. Поскольку мы так долго от этих россиян страдаем, лет так 300-500, то Господь уже обратил на нас внимание. Все коллаборанты, сепаратисты должны работать на Соловках, в Сибири, в тайге, в тех городах, откуда они пришли.

Ганна любит свою родину всем сердцем. Для неё Украина — это все люди вокруг, это вера, это украинские песни.

— Как можно не любить Украину, если я украинка? Как не любить эту страну, я не понимаю.