Голоса оккупации — серия историй людей, живших в оккупации. Следующий наш герой — Илля, аспирант философии, фотограф и тату-мастер, которому удалось эвакуироваться из оккупированного Изюма благодаря легенде о беременной девушке.
Город Изюм на Слобожанщине расположен на автодороге международного значения, соединяющей Харьков со Славянском, Бахмутом и другими населёнными пунктами Донбасса. Именно поэтому его иногда называют «ключом к Донбассу». Бои за Изюм начались в конце февраля, после российского полномасштабного вторжения. Город, в котором до войны проживало почти 50 тысяч человек, практически стерт с лица земли. Изюм был оккупирован россиянами с начала апреля. В течение этого времени местные жители отчаянно пытались эвакуироваться — через минные поля, вплавь, пешком, любым другим способом.
Илля родом из Изюма, последние 6 лет жил в Киеве, где учился и работал. Его жизнь в целом — это научно-образовательная и культурная деятельность. В конце 2021 года он вместе со своей девушкой уехал к родителям в Изюм. Там их застала полномасштабная война России против Украины и в конце концов они оказались в оккупации. «Немного задержался!» — говорит мужчина. Однако семье удалось эвакуироваться, они вернулись в столицу 5 мая 2022 года.
Начало войны в Изюме
Ночью на 24 февраля Илья долго общался со своей подругой из Харькова. В 5 часов утра она сообщила, что её город начали обстреливать, а на окружной дороге уже шли боевые действия. Сначала мужчина не верил в это, но около 6 часов появились первые официальные заявления о полномасштабном вторжении РФ в Украину.
— 23 февраля мы как раз в центре Изюма общались по поводу того, возможна ли большая конвенционная война (в Европе. — ред.), которой не было со времен Югославского конфликта (с конца ХХ века большинство конфликтов носят гибридный характер. — ред.). Мы очень скептически относились к этой конструкции. Мы допускали, что она может быть, что к ней нужно готовиться, но хотели себя уверить, что это невозможно.
Конвенционная (традиционная) война
Форма войны, которая ведётся с использованием обычного вооружения и военной тактики между двумя или более государствами в открытой конфронтации.
В первые дни вторжения в Изюме ничего не происходило. Город просто вымер, говорит Илья, — не работали магазины, заправки, банкоматы.
— Ничего не происходит и ты не понимаешь, как себя вести.
28 февраля российские военные впервые обстреляли Изюм. А в начале марта на соседней улице, где жил Илля, упала неразорвавшаяся ФАБ-500 (500-килограммовая авиационная бомба. — ред.). Изюм разделён пополам Сиверским Донцом. Тогда с северной стороны, в направлении Харькова, уже стояли войска РФ.
— Была одна дорога к выезду — в направлении Краматорска (к югу. — ред.). Через день после наших обсуждений о выезде мосты взорвали, и с северной части города, где мы жили, возможности уехать не было, или мы о ней не знали. То есть, мы хотели уехать ещё в первую неделю, но поскольку мосты взорвали, то мы не успели.
Ситуация становилась сложнее — с 4 марта из-за вражеских обстрелов отключили поставки газа. Ещё через два дня не стало света и интернета — город был отрезан от всего. 10 марта под своим окном Илля увидел российский триколор: тогда оккупанты уже вошли в город с севера и начались активные боевые действия за другую часть Изюма, рассказывает мужчина. Бои в городе продолжались до конца марта, а 1 апреля город оказался под временным контролем российских оккупантов.
Жизнь в оккупации
Больше всего российских ракет среди всех украинских городов было выпущено по Изюму, сообщил в июле секретарь СНБО Олексий Данилов. По состоянию на 25 мая в городе разрушено более 80% жилищной инфраструктуры, рассказал депутат Изюмского городского совета Максим Стрельник.
Перші півтора місяця повномасштабної війни в місто не постачалась жодна гуманітарна допомога. Ворог підступно обстрілював дорогу до Слов’янська, а дорога з Харкова контролювалася окупантами. Підвозити продукти та ліки, а також організовано вивозити людей не було змоги. Проте у сім’ї Іллі, на щастя, мала запаси продуктів більш ніж на місяць проживання.
— Люди, які були під постійними обстрілами, будинки яких зазнавали руйнацій, жили у великій скруті. Вони виживали на консервації або на тому, що знайшли в покинутих квартирах. Вони шукали їжу, де могли, не з метою мародерства чи перепродажу, а з метою виживання.
Впоследствии люди начали завозить некоторые продукты из временно оккупированного Купянска или России, но это были продукты низкого качества. Вероятно, это были товары гуманитарной помощи (крупы, молоко, консервы), считает Илля.
Укрытия рядом с домом Илли не было: высокие грунтовые воды не позволяют делать какие-либо углубления (подвалы, укрытия, бомбоубежища). Всё время пребывания в Изюме семья пряталась в собственном доме, во время обстрелов в коридоре за двумя стенами. «Мы решили, что это лучше, чем ничего», — говорит мужчина.
Во время оккупации в городе начали появляться забавные агитлистовки, стилистически достаточно поверхностные — разные шрифты, чертежи, выделения, — описывает Илья. Впоследствии оккупанты начали издавать в Изюме российскую газету и пытались запустить своё радиовещание. Мужчина его слушал в течение трех дней, но потом сигнал исчез.
— Операторов связи не было. До сих пор, насколько я знаю, там нет покрытия, связи, интернета. Чтобы дозвониться, люди выходят либо на гору Кременец в Изюме, либо уезжают за город на 30-35 километров. Там уже вычислили места, где ловит связь.
В течение апреля электричество появлялось два или три раза. Воды и газа не было. Со временем стало немного проще, потому что уже не было минусовой температуры. Тогда не нужны были дрова, чтобы обогреть свой дом.
По состоянию на 25 июля в Изюме пробовали возобновить электроснабжение, но успехов не было — свет появлялся в лучшем случае на два-три часа в день. По словам изюмского городского головы Валерия Марченко, в городе нет газа и в следующем отопительном сезоне Изюм останется без отопления.
Тату с украинским содержанием — в подвал
В конце марта Илля увидел уничтоженную колонну российских оккупантов. Тогда он решил выйти из дома вместе с отцом, чтобы узнать, что происходит в городе.
— Первые три недели активной фазы я вообще не выходил, не знал, какое сегодня число, существует ли вообще государство Украина. У тебя нет никакой информации, и ты просто решаешь выйти узнать, что происходит, и какова степень разрушения города.
Почти в центре Изюма мужчин остановили на блокпосте. Российские военные долго допрашивали их: кто они, куда идут, были ли на военной службе, есть ли татуировки. Именно поэтому оккупанты раздели Иллю, на его теле увидели рисунок:
— В моем случае татуировка тяжело для них идентифицируется, они поняли только часть её. Но если у тебя татуировка имеет украинский смысл, то это повод для ареста. Мне известен случай, когда у парня была татуировка с надписью на украинском языке, за это — подвал.
Во время допроса военные забрали у Илли телефон, но проверили только SMS-сообщения и Viber. Всё, что могло послужить причиной заключения, они не смотрели:
— Я объясняю это тем, что они не умеют пользоваться техникой, что они просто не посмотрели из-за своей неспособности. Но именно эта информация могла стать причиной для подвала.
«Наши доигрались» — монах-коллаборант
Ещё до полномасштабной войны Илля познакомился в Изюме с монахом мужского монастыря в честь Песчанской иконы Божией Матери (принадлежит РПЦ). В конце января мужчина пришел в эту местность пофотографировать. Там они увиделись и заговорили о всяком. Тогда разговор зашёл о военной агрессии России. Илля спросил монаха, как церковь относится к войне на востоке Украины. Тот ответил, что они не комментируют эту ситуацию: «Война отдельно, церковь отдельно».
В следующий раз они встретились, когда произошло полномасштабное вторжение России в Украину в конце марта. На территории монастыря есть колодец, Илля пришёл туда набрать питьевой воды. Там постоянно стояла стража: 3-5 российских солдат и медик. Монах увидел Иллю и очень удивился, почему он остался здесь, сказав: «Вот мой неформал живой. Если что-то нужно, приходи, помогу».
— Я пришёл к нему за помощью на Вербное воскресенье, потому что искал корм для своей собаки. С этим было довольно тяжело, собака уже отказывалась есть то, что у нас было. Я пришёл к монаху, потому что были слухи, что российские волонтёры привозят и для животных гуманитарную помощь. Он сказал, что найдёт.
Монах помог. Но у Илли были интересующие его вопросы. И мужчина спросил монаха, как тот может прокомментировать современные события в Украине.
— Сначала он немного растерялся, а потом сказал: «Наши доигрались». И спросил у меня то же самое. Я посмотрел, что вокруг нас солдаты и подумал, что ничего отвечать не буду. Подумал, что он и так знает, на кого я учусь и какая у меня позиция. То есть церковь, как всегда, врала.
Легенда для выезда
В начале апреля некоторые люди начали возить в Изюм продукты питания с подконтрольной Украине территории. Именно от них семья узнала об актуальном тогда маршруте для эвакуации — дороге на Киев. И они решили 30 апреля уехать из оккупированного города. Илле удалось поймать украинское радио — так периодически он мог получать информацию. Именно это и мотивировало семью уезжать оттуда.
Маршрут пролегал сначала от Изюма до Балаклеи. Дорога заняла около пяти часов. На блокпосте первого населенного пункта были достаточно жесткие осмотры и допросы оккупантов, вспоминает Илля:
— Я взял с собой несколько ноутбуков, фотокамеру и тату-оборудование. И я думал, что их больше заинтересует камера, но нет. Их заинтересовало именно тату-оборудование со словами: «Мало того, что себя кожу портишь, так ещё и кому-то».
Балаклея (была оккупирована с марта. — ред.) стала наиболее проблемной для проезда, потому что там на блокпосте российские военные не пропускали семью. В город можно было заехать только с местной пропиской или если кто-нибудь там встречает:
— У нас ни того, ни другого не было. У нас была легенда, что моя девушка беременна, шестой месяц, ей нужно было в больницу. И для того, чтобы попасть в город, мы вспомнили человека, проживавшего с моей девушкой в подвале. Она была зарегистрирована в Балаклее. Девушка назвала адрес человека. Россияне забрали документы, сели в автомобиль и сказали, что будут сопровождать нас. Мы понимаем, что ситуация немного патовая. Куда ехать — мы не знали, поэтому уехали в город спрашивать у местных.
Оккупанты увидели, что такая улица действительно существует, семью отпустили — и они вернулись на первый блокпост. Во время разговора военные поняли, что некоторые показания не совпадают с легендой.
— Мы с ними ещё полчаса стояли на блокпосте, общаясь по этому поводу. Но, в конце концов, они открыли нам документ и сказали не останавливаться во время проезда по городу. Я не знаю, почему так произошло, потому что до этого никакой человечности у них не наблюдалось.
В первый день семья остановилась в подконтрольном Украине городе Первомайский (90 км от Изюма), где их встретили, накормили и снабдили всем необходимым. Там они переночевали, а на следующий день поехали в Киев.
С тех пор Изюм периодически обстреливался. Гуманитарную помощь оказывали только людям, которые не могли работать. А работа была одна и та же — разбор завалов. Сначала оккупанты раздавали всем помощь, затем только социально незащищенным лицам, рассказывает Илля. Цены в магазинах росли, курс рубля к гривне — 1:1.
— Торговля ориентирована не на местных, а на военных, имеющих деньги. Чтобы получить наличные с карт, люди ехали в Сватово, комиссия составляет от 15% до 30% от суммы.
Для кого-то самое страшное и тяжелое в оккупации — это самолеты и ракеты над головами, а для Илли — отсутствие информации:
— Потому что ты не понимаешь, нужно ли тебе что-нибудь делать, или не нет. Существует ли вообще государство Украина, или не существует. Ты там теряешь информационную связь с действительностью.
Для тех, кто до сих пор живет в оккупации, мужчина советует минимизировать общение с оккупантами и не ходить в комендантский час по улицам — это в большинстве случаев сохранит жизнь, говорит Илля. Хотя у самого мужчины не было возможности что-то делать из-за отсутствия связи и интернета, но он советует по возможности помогать другим, волонтёрить:
— Когда что-нибудь делаешь, ты проявляешь собственную волю и выбор. Ты не беспозвоночная улитка. И ты понимаешь, что можешь на что-то влиять.
