Она мечтала иметь собственный творческий хутор, вместе с друзьями и единомышленниками проводить фестивали, кинопоказы, разнообразные арт-проекты, год искала селение с минимумом жителей, однако найдя, теперь постоянно борется с местными «законами» и находит своих людей, которые вдохновляют.
У журналистки из Киева, Катерины Мизиной, уже два года есть хата на хуторе Зелёный Гай в 120 км от столицы, которую она постепенно планирует превратить в арт-пространство. Местные старожилы называют его Гойч, что, по их словам, значит «лесная поляна». Это история о мечте, преградах и земле. Земле, которая даёт силы и сад. О нетронутых лесах и атмосфере, которая могла бы вдохновлять сотни других, о большой вере в людей и разочаровании, о Подолье и Полесье, о чернозёме и песках.
Поиски места
Катерина Мизина потратила около года, чтобы найти место, о котором мечтала. Девушка просто взяла велосипед и целенаправленно поехала в этот район. Объезжала маленькие сёла, отмечала на карте наименьшие из них, где почти нет людей по последней переписи.
На Зелёный Гай наткнулись друзья Кати:
— Потом я приехала, и мне здесь понравилось. И сначала ну никто вообще не хотел продавать. Я всех нашла – наследников, внуков. И никто. «Не, мы ничего не продаём». Голова вообще отвернул морду: «Ничего не знаю». И я поехала дальше. Ещё через год заехала в соседний район и опять заехала сюда. Меня запомнили, начали рассказывать, что там всё ограбили, и вообще никто не живёт, хаты обносят, там, типа, «был пожар, и некому было затушить, мы пока приехали из села, трактором затушили, почти до хат дошло. Что же это за беда – нужно, чтобы кто-то там жил». Вот такие были предпосылки. Я подумала: «О! Наверное, момент». И начала опять. И где-то после 4-х месяцев я купила хату.
Решение Кати переехать из Киева на хутор настолько непонятно местным, что они начинают додумывать свои объяснения:
— Да у них в голове просто не укладывается. Мне 25 лет, я журналистка, нормально себя чухаю, живу в Киеве, зарабатываю деньги. Приезжаю, здесь покупаю хату. Зачем мне это нужно? Из-за того, что они не понимают, они никак не хотят этому способствовать. Когда ты не понимаешь – тебе оно чужое, начинаешь искать свои причины. Они думают: «А что меня заставило бы так сделать?». И начинают думать, что я так делаю, потому что хочу денег заработать, всех обмануть, обокрасть или что-то там ещё сделать.
Сейчас Катя хозяйствует в двух небольших хатках, в одной из них раньше жила бабушка Ева. Ещё когда девушка впервые приехала на Гойч, то общалась с ней. На тот момент на хуторе жили бабушка Ева и «цыган» Павел. Именно Ева рассказывала Кате с друзьями о селе, о том, кто здесь жил, а Павел проводил экскурсию окрестностями. Погодя дочери Галина и Людмила забрали бабушку в Малин, и Катя решила предложить купить их хату. Только после двух месяцев напоминаний и звонков от Кати, собственницы таки решились на продажу.
Мотивация приобрести хату была одна – желание иметь что-то своё, своё место, а не просто купить себе квартиру:
— В какой-то момент я поняла, что на квартиру я буду собирать еще десятки лет с моими темпами заработка журналистским трудом. В Киеве, например. А в Каменец я не хотела возвращаться, в мой родной город.
— Хотелось иметь своё место, куда можно было бы возвращаться.
И дальше уже пошла фантазия, каким этот дом должен быть, что в нём должно происходить. Кате интересно что-то создавать, а не просто жить потребительским методом:
— Захотелось найти такое место, где можно было бы что-то создать. Но строить хату я не имела вдохновения и намерения, потому что обычно у мужчин есть такая спортивная идея – построить свой дом. У меня такого не было, мне хотелось купить старую хату в старом селении, где почти никто не живёт, где можно сделать что-то новое. На базе старого сделать что-то интересное, проапгрейдить, какие-то процессы запустить.
слайдшоу
Катя целенаправленно искала такое место, где было бы минимум людей, ведь знала, что в селе с большим количеством жителей есть свое экопространство, свой быт, своя жизнь, свои понятия, принципы, по которым они живут, отношения между собой, поэтому ей будет чрезвычайно сложно привносить туда что-либо новое. Девушка хотела найти такую грань, где уже есть что-то созданное, как этот хутор, в котором когда-то жили люди, но ничего уже не происходит:
— Вот такая была идея, чтобы хутор зажил новой жизнью. Пока я не приезжаю сюда с чувством дома. Но это место мне уже очень родное, потому что мы сродняемся с теми вещами, с которыми мы много чего переживаем. С людьми, когда мы пойдём в горы, поедем в путешествие – ты уже начинаешь этого человека родным воспринимать. Так же с этим местом: как и какие-то наши друзья, оно кого-то раздражает очень часто и очень сильно – какие-то такие неприятные тут происходят вещи. И в то же время очень радует: пейзажами и тем, какие люди сюда приезжают, вокруг этого собираются, с кем я тут знакомлюсь. Такими одновременно хорошими и плохими примерами оно мне стало очень родным. Пока еще не дом, но…
Еще одной изюминкой хутора Гойч является то, что люди здесь меньше 80 лет не живут. Катя говорит, что приехала сюда, чтобы так же долго жить.
Жизнь на контрастах
Контрастов у Кати на хуторе хватает – как позитивных, так и негативных. Как пример, она рассказывает про один день, который ярко показывает этот баланс:
— Я приехала, а на пороге выложено одуванчиками записку: «Позвони» и номер телефона. Какая романтика! Я звоню. «Здравствуйте, Катя, меня зовут Наталия. Я из села Недашки, я поэтесса, я очень хочу с вами познакомиться. Оставила вам записку, потому что вас не было». Прикол. Классно. Давайте я приеду. Пришел мужик, почистил колодец, Михаил Кроль зовут. Мы с ним очень подружились, но таких людей, которые чем-то были бы подобны мне, которые думали бы не только об огороде, деньгах или всём-всём-всём – таких немного. Закрываю хату на ключ, иду к ним знакомиться. Это, на самом деле, было первое знакомство с какими-то людьми, которые, по крайней мере, сами пришли, по своей собственной воле, просто захотели со мной познакомиться и пообщаться. Как раз в этот момент, когда я была у них, у меня ограбили хату. Я вернулась из гостей, с приглашения на кофе, зашла в хату и увидела, что нет рюкзака, в котором был мой ноутбук. Такой момент, такое поднятие – наконец-то нашла здесь людей, которые меня поняли, которые будут поддерживать. И тут такой облом очень был.
Найти язык с местными Кате было очень сложно. Девушка говорит, что на Подолье совсем другие люди, а на Житомирщине ей очень сложно:
— Может потому, что я захотела здесь поселиться, в их жизнь начала глубже влезать, но какие-то такие у всех предрассудки! Какие-то легенды обо мне складывают. Один чувак сказал: «Она монстр, она хочет меня убить, и потому я не продам её друзьям хату». Отказал знакомым в продаже хаты, потому что придумал, что я ему угрожаю. Из-за таких неприятных ситуаций, в которые я здесь попадала, мне хотелось всё нафиг бросить, уехать или другое место искать, или путешествовать – всегда успею где-то поселиться.
Местный олигарх Иван
На хуторе Гойч всего 11 хат, по словам местных, было 30. Некоторые из них разобрали, некоторые перевезли в Недашки, а некоторые развалились. Есть даже места, где заметно, что были хаты. Но все дома заброшены, в них никто не живёт, хотя большинство имеют нормальный вид. Однако, Катя и её друзья не могут их выкупить. Как оказалось, несколько из них уже продали местному олигарху. У Кати своя версия, зачем мужчина это делает:
— Просто когда я сюда приехала два года тому назад, никому эти хаты не были нужны вообще. Всё разваливалось. Всё было заросшее. А потом все хозяева начали передумывать и перестали продавать нам эти хаты. Потом я узнала, что они кому-то их продают. Одну, вторую, третью. И я узнала, что есть такой человек, который отсюда родом, давно живёт в Киеве, тут никаких корней уже нет. Может, в Недашках у него родственники есть. Он начал скупать хаты, чтобы «сделать здесь музей» — как он мне говорит. Но я не верю. Потому что он ничего здесь не делает. Он выкупил уже 5 хат – все, которые могли продаться. И у нас нет возможности что-то здесь купить, потому что всё продали ему.
Катя даже пыталась пойти на контакт с местным олигархом Иваном, встретились, договорились, что будут делать здесь что-то вместе – она будет помогать медийно, возрождать здесь активную культурную жизнь. Во время встречи Иван уверял Катю, что ему это место близко, он здесь родился и потому хочет здесь что-то делать вместе со своими детьми:
— Я спрашиваю: «Чтобы делать что?». — «Ну, возможно, музей какой-то, как в Пирогово». Я говорю: «Я не критикую, но кто будет в ваш музей ездить? Слишком далеко. Есть Пирогово». – «Я найду, кто будет ездить!». А перед этим я сделала тот ивент, когда все сажали деревья. Приехало, ну, 50 человек. Просто покопать. Он об этом знал – увидел в газетах, и потому начал об этом. Я говорю: «Смотрите, я умею собирать людей. Я журналист, у меня другие инструменты, я могу вам помочь сделать это место популярнее, на самом деле пригласить туда какое-то медийное внимание, гостей». — «Да, возможно, нам было бы интересно посотрудничать». Я думала: «Ну наконец-то! У него есть бабло – пусть купит все эти хаты, мы с ним что-то там сделаем, объединимся». Говорю: «Хорошо, только вы дальше ничего не покупайте. Мне, чтобы там остаться, чтобы быть менеджером этого места, надсмотрщиком, сторожем, мне нужно, чтобы там еще кто-то поселился. Нужно, чтобы какие-то соседи были, потому что я там одна, и мне не очень прикольно это всё развивать, если это будет музей для кого-то». – «Да, да, давайте мы тогда сядем с планом хутора и запланируем, где у нас что будет. Запланируем территорию». Я такая: «Супер! Давайте». На следующей неделе созвонимся. Приезжаю я на следующих выходных сюда с другом, который аванс привёз на одну из тех зелёных хат. Тётка не приехала, трубку не берёт. Приезжает кто-то из местных, я спрашиваю: «А вы не знаете, где Лида? Обещала приехать, мы ей аванс привезли». — «Так она ж продала на прошлых выходных хату Ивану».
На хутор время от времени приезжают родственники людей, которые здесь раньше жили. Одних встречаем и мы во время импровизированной экскурсии. Катю много кто знает заочно, здороваются, рассказывают истории о том, что раньше здесь было много грибов, ставок, в лесу можно было наесться ягод, а еще на хуторе было озеро. Показывают фотографии, вспоминают детство, атмосферу, которая здесь царила. Катя мечтает, что здесь, на Гойче, когда-нибудь можно будет купаться. Местные тоже понимают, что скупщик хат ничего в селе делать не будет, но Кате хаты продавать отказываются.
Катя считает, что люди здесь боятся всего. На нее и ее друзей сначала говорили, что они переселенцы, связывая это с тем, что идёт война. Большинство боится просто подойти к девушке и познакомиться, в то же время, Катя постоянно слышит о себе новые истории. Кто-то говорит, что она здесь хаты перепродаёт, некоторые боятся даже дрова привезти.
Местные «двигатели» для Кати
Однако есть на хуторе и в окружающих сёлах и такие люди, которые являются своеобразными двигателями и мотиваторами для Кати. 15-летняя Надя, которая учит гостей Гойча кататься на конях и играет на бандуре, фанат ВВС Иван, учительница Людмила из Киева, которая созналась Кате в любви на остановке, 90-летняя бабушка Мальвина, которая учит девушку наводить порядки и ищет жениха. Все они приняли неместную и пытаются изменить отношение остальных к ней.
Надя и Иван
— Надя живёт в Недашках. Прошлый раз, когда я приехала делать такое мероприятие – запланировали кино, приехала куча народа, и я поехала в Недашки искать, кто бы привёл коней. Я сразу поняла, что в Недашках много кто держит коней, и подумала, что это будет классный ивент для приезжих, для гостей. Поехала искать, кто бы привёл коней, и нашла Надиного отца, Ивана.
Отец Нади привёл коня, и девчушка приехала с ним. Тогда она очень понравилась всем гостям, а потом даже звонила Кате и приглашала на день рождения:
— И папа её – ну очень смешной. Я показала фильм «Вирунга», который Оскар взял в 2012 году за лучший документальный фильм. Он – о Национальном заповеднике в Конго, куда приехали американцы, хотели этот заповедник застроить какими-то заводами по переработке… нефти – не знаю. Там была такая заруба между местными, кто присматривал в этом заповеднике – Национальном парке – за гориллами, и этими американцами. И этот Иван, отец Нади, смотрел этот фильм просто вот так! Он стоял. Я говорю: «Да сядьте!». — «Не, — говорит, — я постою». Короче, весь фильм просмотрел стоя, два часа. Тогда подходит ко мне, говорит: «Катя, это такое кино ты показала! Ну вообще!». Я говорю: «Хорошо, я рада, что вам понравилось». – «Я так люблю такое смотреть! Мы это, когда телевизор смотрим, я постоянно включаю то, что ВэВэЭС снимает. Мои говорят: что это ты опять включил? А я так люблю!». Я так молчу потихоньку, думаю: что такое ВэВэЭС? Может, какие-то «военные», «войска»…Тогда до меня доходит – это БиБиСи! Он любит смотреть ВВС! О Боже, дядь Вань! Хорошо, я вам еще привезу такого кина!
Людмила
С учительницей Людмилой Катя познакомилась на остановке в Недашках, когда ждала автобус:
— Стою, кормлю пёсика кексами. В одном наушнике слушаю музыку, вторым ухом слушаю, едет ли автобус, потому что не смотрю на дорогу. И стоит какая-то женщина, я на нее не обращала внимания, пока не подъехал автобус, и она ближе подошла. «А вы Катя?». — «Да». – «Я вас так люблю!». Я такая кивнула, у меня наушник. И захожу в автобус. Думаю, может мне послышалось. Музыка у меня в наушнике играет, может, там было «люблю». К чему тут чужая женщина подошла на остановке и сказала: «Я вас так люблю!». И в Недашках, где меня все ненавидят. Я такая развернулась к ней, думаю, пойду переспрошу. А она уже вроде как заснула в автобусе. Написала об этом пост, все так лайкали. В следующий раз ехала в автобусе и встретилась, оказывается, с её подругой. Разговорились,
— И через пару часов они приезжают в гости: «Я Людмила, которая сказала, что так вас любит — вам не послышалось. Я читаю вас в Фейсбуке». Такой человек, настолько светлый, с таким добром, с такой теплотой пришёл ко мне!
— Людмила живёт в Киеве, а сюда приезжает к своей маме. Женщина пообещала Кате, что будет помогать ей со всем – будет её «бульдозером».
Бабушка Мальвина
В тёплую пору года у Кати появляется еще одна соседка – девяностолетняя баба Мальвина. Именно она учит девушку, как правильно хозяйствовать, и говорит, что нужно уже выбрать мужа:
— Раз я приехала с одним парнем, не припоминаю уже, просто Игорь звали чувака, который хотел посмотреть хаты, какие здесь продаются. Я ему говорю: «Хочешь – покажу». Ну, мы незнакомы были, ну я всегда приветливо всем показываю, рассказываю. Мы приехали сюда и зашли к бабушке Мальвине, а она же в подробности не вникает, кто это такой. И говорит: «О, Игорь, здравствуйте-здравствуйте». Такая, уже себе надумала. Он посмотрел и через 2 дня уехал. Я тут осталась, и ко мне приехал Дима Куприян. Такой стоит, косит у хаты. Подходит бабушка Мальвина: «О, здрасте». Подходит такая ко мне: «Это что, Игорь, да?». Я говорю: «Не, это Дима». – «А где Игорь?». А я говорю: «Так Игорь уехал, он же просто приезжал хаты посмотреть». – «А, хорошо». Пошла знакомиться с Димой. «Дима, ты вот так коси, вот так». Подходит и говорит: «Дима хороший парень, бери его, бери». – «Ну, хорошо, спасибо, бабушка». Пошла она домой, через часик приезжает Саша Квятковський. Где-то за хатой он гамак цепляет или что он там делал. Бабушка такая: «Здрасте, Дима!». Обходит хату, а она: «Здрасте, а вы кто?». А он: «Я – Саша». А она: «Катя, а кто это такой?». Ушла. Через час приходит, тут уже стоит Руслан, тоже чувак, разбирает мне сарай. И она такая: «Здрасте, Саша!». А он такой: «Я не Саша». – «А где Саша? А ты Дима?». — «Не, я не Дима. Я Руслан». Она подходит, говорит: «Катя, ну Дима, тот самый лучший, бери Диму, он хорошо косил». После того обо мне начали рассказывать, что «ой, к ней там мужики ходят».
Мама Кати
Мама Кати родилась и выросла в селе. В 14 лет она сама убежала оттуда, чтобы продолжить учёбу в городской школе. После поступила в университет в Москве. То есть, у неё всегда было желание уехать из села:
— Когда я ей сказала, после того, как училась в Киеве на телеведущую, что я вот, мама, я хочу купить хату в селе, хочу сделать такой… Я ей не могла подобрать слов, чтобы объяснить, что я хочу сделать. Я подумала, что я ей лучше покажу, если у меня всё выйдет. Я жила на Обырке**, она туда ко мне в гости приезжала и видела приблизительно, что это не о жизни в селе, это что-то другое. Я припоминаю, я ей сказала: «Мама, я купила хату в селе», и она такая просто… в телефоне была просто тишина. У неё был такой шок».
Несмотря на то, что в селе под Каменцем у Кати есть две хаты, бабушки, и её там все знают, девушка не хочет возвращаться туда, где ей удобно, и делать что-то там:
— Мне интересно ставить задачи, испытания. И потому мне не хотелось возвращаться туда, где у меня есть квартира, где мама меня ждёт или ещё кто-то. Я ехала специально в Житомирскую область, потому что мне ничего не было известно об этой области, об этом регионе, об этих районах, об этих местах, об этих зонах, о Чернобыльских. Это что-то было для меня очень новое и очень интересное. Чем новее, чем незнакомее, тем мне было интереснее.
Мама Кати впервые приехала на хутор около года назад зимой. Рассказывает, что как глянула на территорию, то «аж сердце заболело»:
— Матерь Господняя! У нас другие хаты. У нас хлев и то лучше, чем хата эта. Ну, так у нас по-другому строят, богаче сёла. Природа не та. Это всё странно было. И когда зайти там, черное всё, как вот моя куртка. А то, что она едет в эту пору в село, я полночи не сплю и думаю: как там она одна. Кругом лес, волки и Катя.
Женщина удивляется тому, что сейчас все выезжают из села, а ее дочь наоборот:
— Я внутри удивлялась: «Та Господи, Катя! Другие из села вырываются. Они пошли в города, там культура, там помыться можно… Что ж ты идёшь в болото?». Я приехала, а тут болота нет. А тут песок, пляж. И дождь идёт, и ты чистенькая. Вот так ей нравится, и что я сделаю.
Радиация изменений
У Кати были планы на весь хутор. Девушка представляла себе это в масштабах населённого пункта, но теперь у неё есть лишь своя хата, и она пытается несколько уменьшить амбиции. Катя планирует делать разные мероприятия вместе с местными, знакомиться с ними. Она просто хочет знакомить людей – не только селян с местными, а и киевлян между собой. Катя уже смирилась, что это будет скорее арт-дача, а не хутор:
— Я хочу сделать ремонт в хате, я хочу сделать баню. Ну, чтобы людям, которые приезжают сюда погостевать, было где помыться. Я хочу сделать мастерскую, где можно будет что-то строить, что-то делать руками. То есть это, возможно, будут какие-то выходные, где люди будут собираться и создавать вместе. Просто это классная возможность, потому что людям часто нет где познакомиться, пообщаться, поработать, покопать, пошлифовать доску. Трудотерапия – это на самом деле магическая вещь. Я сама никогда не любила работать в селе, аж пока не создала такие обстоятельства, в которых работать приятно и полезно. И тут очень хороший воздух, и здесь очень сопутствующие обстоятельства, и здесь нет интернета, связи хорошей – и это очень классно. Это объединяет людей, все выключают телефоны и начинают общаться.
Село научило Катю принимать людей такими, какие они есть, улыбаться и всегда излучать добро и не опускаться к негативным и злым методам общения:
— И это работает. Ну, реально, когда он к тебе приезжает: «Смотри, чтобы у меня не было проблем. Я тебе здесь дрова привёз». Я говорю: «Ну, Олеж, ну чего вы, какие проблемы. У всех в жизни проблемы: у меня проблемы, у вас проблемы». Я улыбнулась ему, и он поулыбался и уехал. Когда к человеку улыбаешься на то, что он к тебе бурчит. Это magic, но это работает. Все начинают тоже улыбаться.
Несмотря на то, что Катя пытается изменить хутор и окружающие сёла, на должность сельского главы не согласилась бы. Девушка говорит, что на самом деле, пока не чувствует в себе силы изменить что-то здесь:
— Ну, реально, пока что, даже на моём этапе, что близко от села, я в 3 км от села на хуторе купила хату. Кому я вообще могла здесь мешать? Им всем, всему селу, есть ко мне дело. Если бы я пошла сельским главой, меня бы там закидали яйцами тухлыми. Не хочу говорить про них, что они не готовы, ну пока еще не время, например, в этом селе, что-то менять. Я бы здесь сама загнулась на этих должностях их. Везде всё завязано. Меня бы эта система съела. Я бы здесь ничего не изменила. Лучше я что-то изменю на своём маленьком хуторе и, как радиацию, буду по чуть-чуть подальше так буду распространять, и всё.
Независимость – это чувствовать себя в состоянии что-то сделать
Катя говорит, что украинцы вообще очень хорошие люди, что их объединяет какая-то «невидимая штука», несмотря на то, что все очень разные:
— Общая черта в украинцев какая-то такая – гостеприимство, хотя сначала кажется, что нет. Тут люди очень негостеприимные, мне казалось, но чем глубже… Украинцы непростые, но очень добрые. И это, на самом деле, очень заставляет везде влюбляться в этих людей и в эти места, которые их объединяют. Какая-то их доброта, искренность.
Для Кати независимость – это когда она не должна спрашивать у мамы разрешения, можно ли поехать куда-то в Африку, а просто говорит ей об этом, и она поддерживает. Девушке не хочется вредить кому-либо своей независимостью:
— Ведь часто независимость путают с чем-то типа «делаю что хочу». Это не об этом. Это о том, что ты должен чувствовать себя в состоянии это сделать, и это уровень моего развития, когда я могу позволить себе пойти что-то купить, на материальном уровне, пойти заработать деньги и пойти что-то купить. А на метафизическом уровне – подойти к человеку и сказать: «Я вас люблю». Ну, как мне сказала эта Людмила. На самом деле, это какая-то независимость от морали или ущемлений, лабиринтов, рамочек, которые нам строит социум. Просто от них хочется избавиться и это назвать независимостью – улыбнуться человеку просто так, признаться в любви.
Хочу, чтобы здесь были сады
Жизнь на хуторе научила Катю много чему, например, высаживать деревья. Катя мечтает о собственном саде, ведь деревьев на хуторе много, а вот фруктовых мало. Девушка привыкла, что на Подолье везде возле хат огромные сады. Там первым делом люди, приехав на землю, строят хату и разбивают сад, а на хуторе Гойч возле её хаты и около других – максимум 2-3 яблоньки и одна грушка. Катя хочет, чтобы через 15-20 лет людям было приятно видеть здесь сады. Для неё было удивлением, что на Полесье преимущественно песок, ведь она выросла на Подолье, где везде чернозём:
— Реально, плюнешь косточкой от вишни, и оно уже растёт. А здесь плевала-плевала, а оно не растёт. Пошла в село искать перегной. Нашла одного парня, Колю, у него кобыла. Он сказал: «Хорошо, отсыплю тебе немного». Привёз таким возом. Воз перегноя стоил 400 или 500 грн. Это реально сокровище. В прошлом году мы засыпали где-то 30 ям. И вот еще в этом году – 15. Всё никак не кончится этот перегной. Я бы, может, уже и перестала сажать (смеётся).
А пока, кроме сада, девушка «сажает» среди других взаимопонимание, показывает, каким может быть искусство и как труд объединяет людей. Каждый раз Кате удаётся собрать на хуторе множество друзей – некоторые приезжают из Беларуси, Франции, здесь часто можно увидеть активистов, которые вместе сажают сад или ставят палатку, некоторые даже хотят построить на огороде «зелёный диван». В любом случае, одно у Кати точно получается – объединять людей, несмотря ни на что. И кто знает, может, олигарх Иван всё же позволит мечте девушки сбыться.
Как мы снимали
Смотрите о нашей команде и наших приключениях по дороге к хутору Гойч в видеоблоге:
