“Услышьте голос Мариуполя” – серия историй людей, которым удалось выехать из блокадного города. Мы начинаем с отрывка телефонного разговора с Машей, местной жительницей, которая эвакуировалась вместе со своей семьей 16 марта.
Маша всю жизнь живёт в Мариуполе. Её окна выходят на роддом, который пострадал от авиаударов российских оккупантов 9 марта. У Маши с мужем Славой трое сыновей и собака. Во время осады Мариуполя её семья вместе с другими 40-ка жителями дома проводила большую часть времени в укрытии, спасаясь от обстрелов. При этом город был отрезан от газо- и электроснабжения. Не хватало также пищи и питьевой воды. 16 марта Маше с семьёй удалось выехать из города на соседской машине в сторону Ялты — села в 33-х километрах от Мариуполя.
«Сначала выключили воду, потом электроэнергию, потом газ. В первый день без газа люди ещё были полны энтузиазма. Все вышли во двор пожарить картошку. Это напоминало майские праздники. Ещё не было тревожности, потому что не было обстрелов.
Двор у нас небольшой. Четыре подъезда, все друг друга знают. Кто-то жил в подвале уже, кто-то — на первых этажах, кто-то недавно переехал к родственникам. Все перезнакомились, но, если честно, времени запоминать имена особо не было.
Мы живём на пятом этаже. Мне было страшно оставаться там с детьми, поэтому мы решили спуститься жить к соседке на второй этаж. С первой же ночи часто переходили в укрытие. Мой муж Слава провёл туда свет и воду. Соседи принесли матрас. И мы туда начали потихоньку сносить вещи. А когда прилетело в роддом, мы спустили в укрытие два детских матраса и уже начали оставаться там на ночь каждый день.
В укрытии у всех были фонарики и свечки. Каждый отвлекался как мог. Мы играли в карты, шашки, а с детьми читали книги. Я взяла с собой “Гарри Поттера” — читали с фонариком. Мы друг друга поддерживали. В укрытии нас было приблизительно 40 человек.
Каждый наш день начинался с приготовления пищи. Мужчины выходили где-то в семь утра раскладывать костёр возле подъезда. Мы выносили решётки от духовки, сковороды и кастрюли. Все чёрное. Готовили еду на огне. Воду мы брали на водоканале. Там сначала её разливали – и техническую, и питьевую. Дрова брали, где придётся. Рядом с нами было строительство — сгоревший горсовет, который начали восстанавливать, чтобы в сентябре открыть. Там осталось много всевозможных паллет. Люди выносили старую мебель, ломали и сносили ветки.
Когда началось мародёрство, местные жители вынесли магазин возле нашего дома «Ванюшкины сладости». Всё печенье вынесли, мы этим печеньем тоже питались. Слава заходил в аптеку – из аптек выносили всё. Собственно, всё, что он взял, — витамины. Мы ели их, потому что больше ничего не было.
В день авиаудара в больницу мы были на кухне. Соседка Вика принесла чайник с улицы, мы решили выпить чаю. Когда прилетело, я стояла на кухне. Ярик с младшим Владиком (дети Маши. — ред.) сидели на диване вместе с Викой. Единственное, что я увидела боковым зрением, была вспышка. Я только успела крикнуть: «Ложитесь!» — но лечь никто не успел. Нас просто свалило взрывной волной.
Стекло вылетело наружу, потому что мы хорошо проклеили окна. Поэтому никаких обломков не было. Мы упали на пол: девятимесячный сын, сверху Ярик, потом соседка и я. Мне даже в голову не пришло, что это был авиаудар. Подумала, что это «грады» где-то рядом упали. Решила бежать к укрытию в квартире — маленькой каморке у несущей стены.
Дети задолго до этого были обучены, потому что, как только стало известно, что стягивают вооружённые силы на границу, я начала их учить. Потому что из опыта 2014-го знаю, что нужно делать: падать, закрывать голову руками и открывать рот, чтобы не контузило. Дети это знают – они сразу падают и накрывают голову руками.
В каморку первым забежал Женя из другой комнаты. Следом за ним забежал Ярик. Я подхватила самого маленького сына на руки, и моя ошибка была в том, что я встала. И когда был второй “прилёт”, взрывной волной меня отбросило в стену. Я счесала руки, ребёнок ударился головой, но это было мягко, потому что стена была гипсокартонная, поэтому больше срезонировала моя рука. На ватных ногах я побежала в каморку и легла всем телом на детей. Лежала так, наверное, минут двадцать, пока все не стихло.
Когда идут «прилёты», они идут один за другим, интервал между ними небольшой. Если это «грады», то звук похож на сыплющийся горох: пам-пам-пам-пам-пам — то есть есть какой-то интервал. А если авиаудар, то там слышен свист. Но в этот раз свиста не было.
После того как в квартире соседки вылетели окна, температура воздуха там стала такой же низкой, как на улице. Поэтому мы жили в подвале. Там температура колебалась от 9 до 12 °C. Максимум — 12,9 °C, потому что там было много людей, дышали, закрывали двери на ночь (те, что между укрытиями). Чтобы согреться, мы одевали тёплые вещи, а на матрасы клали бутылки с горячей водой.
Спали – от обстрела к обстрелу. Как только была возможность, сразу ложилась спать. Мне очень важно было спать, потому что я же кормлю грудью самого маленького сына. Во время сна молока становится больше. Я себя развлекала, успокаивала, как могла. Было очень страшно, когда стреляли где-то рядом.
Меня только мысли о моих детях в эти дни держали. Я думала, как мне в будущем обустроить жизнь так, чтобы этого с ними больше никогда не произошло. Был период, когда укоряла себя, что не уехала 24 февраля (начало полномасштабной войны РФ. — прим. пер.) хотя бы в Днепр, что побоялась. У меня была возможность. Но до последнего, как и все в моём окружении, не верила, что будет такая мясорубка. Никто даже не мог вообразить. Думала, будет как в 2014 году. Думала, что это вопрос нескольких дней.
И что будут какие-то договорённости, которых будут придерживаться, что военный конфликт как-нибудь разрешится. Но это просто масштабный геноцид. Иначе я не могу это назвать.
Мы уехали из города после очень громкой ночи. Тогда всё дрожало. Казалось, что прилетало каждые две минуты. Час тишины — затем снова перестрелка. Два часа тишины – и снова. Спишь и не знаешь, что будет дальше. Стены дрожат, пыль сыплется на голову. Дети все грязные. Мы запрессовались в соседскую машину в 10 утра: девять человек, собака и кошка. Ехали около часа. По нам никто не стрелял. Улица, на которой мы живём, была перекрыта украинскими военными. В 20-ти километрах от Мариуполя, на въезде в село Мангуш, стоял импровизированный блокпост с украинскими военными. Они — с автоматами, показали жестами, мол, проезжайте.
Очень много вопросов было от детей: «Мама, почему так, а почему стреляют, а что они не поделили, а когда это закончится…». Признаюсь, на многие вопросы у меня нет ответа.
Лежа в укрытии, я неоднократно представляла, как спустя какое-то время возвращаюсь домой. Думала над тем, что чувствую: это бессилие, это желание плакать, это просто наблюдение со стороны. Я не знаю, сколько времени понадобится, чтобы все это восстановить. Не год и не два. Сейчас сложно что-либо спрогнозировать. Но есть дети. Дети и я – главный приоритет.
Мне страшно ехать в Запорожье после того, как прошла информация, что колонна была расстреляна — попала под «грады». Но не попробуешь – не узнаешь. Если есть хоть один шанс уехать, нужно им воспользоваться. Потому что вещи – это просто вещи, квартира – это просто квартира. А жизнь одна. И как мы её проживем, зависит только от нас».
На момент записи этого разговора Маша и Слава искали транспорт, чтобы выехать в Запорожье. В конце концов им это удалось. После короткой остановки они снова отправились в путь. Сейчас Маша вместе со своей семьёй едет на запад Украины.
