Мишель. Лучший друг буйволов

Про Мишеля знает уже всё Закарпатье. Впервые мы встретились зимой у его конюшни в селе Чумалёво, которая на тот момент была всего как несколько дней достроена. Там для животных он построил огромный ангар, а для себя – две маленькие каморки. В одной из них стоят две кровати и печка, на которой можно что-то приготовить. Сбоку лежат деревянные брусья, Мишель конструирует стол из дощечек и кирпича. У нас всего три чашки на пятерых. Мы садимся говорить про то, для чего он здесь, и, так получается, что ему самому очень хочется про это рассказать. Мишель светиться, словно излучая какую-то невероятную светлую силу. Он говорит чисто по-закарпатски, иногда некоторые слова нам не удается понять, он сразу же это замечает и произносит соответствующее ему на английском языке. Про буйволов и про своё дело он может рассказывать всё по-закарпатски, а про философию, про себя – нет, ибо не хватает украинского лексикона, поэтому сразу же переходит на английскую речь. Мишель учил украинский исключительно от людей, особенно бабушек, от них же научился и традиционному разведению скота. Так мы и разговариваем.

Мишелю 33 года, он из города Киел, что на севере Германии, между Гамбургом и датской границей. Его родители бизнесмены и имеют собственные предприятия, брат недавно открыл свою фабрику. Мишель пошел иным путём: он получил образование лесника-эколога в городе Фрайбург – городе на границе с Францией и Швейцарией, — но не хотел оставаться и работать в собственной стране.

— Мне показалось, что в Украине я смогу найти ещё те эко-условия наших предков, так как в Германии их уже нет. Люди должны жить ближе к природе – это то, что я хочу показать на своём примере.

Мишель сначала приехал в коммуну Лонго Май и помогал в Нижнем посёлке. Потом начал интересоваться буйволами. Оказалось, что в начале ХХ века только в трёх окрестных селах насчитывалось несколько тысяч представителей этого вида! В каждом дворе люди держали буйволиц, как сейчас держат коров. Но потом пришли коммунисты и забрали всех буйволиц в колхозы. Люди остались без домашнего хозяйства. Всё насильственно коллективизировали. Никто даже представить себе не мог, как это может повлиять на домашних животных.

— Вы будете приходить к ней за молоком, а она будет вам говорить: «Эй, человек, ты чего хочешь? Какого молока? Ты что, ребёнок мой или мой друг? Для чего тебе молоко?». Эти буйволицы в колхозах не давали молока вообще, коммунисты их просто вырезали на мясо.

В 90-х в окрестных селах осталось около сотни буйволов. Их популяция постоянно уменьшалась. Мишель приехал сюда семь лет назад и стал искать буйволов от двора к двору. Нашел несколько благотворительных фондов, которые помогли. Несколько сельских голов дали ему землю, которая осталась уже от ничейных колхозов, и Мишель стал собирать буйволов из окрестностей.

В Чумалёво у него уже вторая ферма (первая в Стеблинце). Мишель говорит, что в Чумалёво лучше, ибо значительно дальше от людей и почти нет мусора. Летом буйволы отправляются на полонину Переслип в Раховский район. Туда они идут с Мишелем больше недели, останавливаясь в разных местах на ночлег.

— Когда буйвола здесь зарезают, то в желудке находят до десятка килограмм пластика. Буйволы болеют здесь именно от этого. А люди засоряют природу, не задумываясь ни о внешнем виде своих земель, ни о том, что так убивают своих же животных.

Разведение буйволов нельзя назвать бизнесом. Содержать все это хозяйство Мишелю позволяет производство буйволового молока и сыра. Килограмм сыра стоит 200 гривен. Самих буйволов никто не покупает, ибо им нет цены.

— Я могу назвать любую цену. Нормальная стоимость – около двух тысяч евро. Но и за пятьсот евро буйвола никто не купит. Порой покупают, полгода с ними помучаются и зарезают на мясо. Звонят и говорят: «Забирай обратно, мужик, своих тупых буйволов». За последние два года у меня не купили ни одного. Все говорят, что Карпатский буйвол – тупой. Но он не тупой, наоборот – он как человек. Он не будет вам делать бизнес, он может вам помогать в хозяйстве, но не более того. У меня с десяти буйволов на этой ферме, но молоко дают только три. Остальные все ещё мне не доверяют.

— Есть разные буйволы. Этот, Карпатский, он очень умный. У него совсем другое сознание, чем у Болгарского, к примеру. Карпатский буйвол – это друг. Его нельзя бить. Карпатский буйвол – это украинский слон. Он всё помнит, у него свой характер. Буйволица никогда не даст молока, если вы не друзья. С ней надо общаться, это не глупая корова или коза, у нее свой характер.

 

У каждого буйвола есть имя. Бычка зовут Ромко. Мишель говорит с ними по-закарпатски. Мы подходим к их пастбищу, и он нас знакомит, рассказывает про каждую из буйволиц, знакомит с быком, но советует к нему не подходить. У нас чувства довольно-таки смешанные: буйволы чистят себе копыта и тяжело дышат. Выглядит это так, как будто перед началом корриды. Мишель предлагает на самой спокойной буйволице покататься верхом. Мы все вчетвером отказываемся.

Мишель очень разумно подходит к организации процессов на своей ферме. Недавно он создал племенную книгу, генетический резерв в центре Закарпатья, на «Салдобоше», а также активную сеть питомников с пятью генетическими линиями. Мишель пытается показать людям, как можно держать буйволов, что для этого нужно, какие условия. Он пытается восстановить историческую цепочку. Пять лет назад, когда Мишель начинал заниматься этим делом, он часто организовывал встречи с теми, кто раньше держал буйволов и имеет определенный опыт.

— Я понял, что здесь вообще никто не знает, как за ними надо ухаживать. Я, немец, давал местным семинары по уходу за животными, которые живут здесь полторы тысячи лет.

Тем не менее, у Мишеля здесь есть и бабушка, которую он называет своей учительницей. Это она передала ему множество знаний о местном земледелии и скотоводстве.

Мишель постоянно принимает у себя волонтёров. Говорит, что это очень тяжелая работа. С ними бывает труднее, чем с животными, потому что поведение животных более предсказуемо. Волонтёры приезжают на слишком короткий срок, только начинают вливаться в процесс, как уже необходимо ехать прочь. Некоторые из волонтёров начинают бухать, как только Мишель уезжает на несколько дней с фермы. В Чумалёво есть также старая ферма, где живут его козы. Там у него есть домашняя гуцульская корова и карпатская волосатая свинья по имени Саша, которая ведет себя как пес.

Мішель розводить також місцевих коней підвиду Гутан. Карпатських волохатих свиней загалом тут лишилося всього близько п’ятисот, з них 50 – у Мішеля. Половину популяції Карпатських буйволів, якщо не більше, тримає саме він.
Дороги здесь очень плохие, нет ни капли асфальта. После дождя глина налипает огромными кусками на обувь, но Мишель и в этом видит свой позитив, – люди сюда редко доходят. Единственная дорога, которая существует рядом, ведет к монастырю, и мусор время от времени появляется именно оттуда.

Мишель постоянно разыскивает тех, кто желает присоединиться к нему. Он пять лет прожил здесь без душа и нормальных условий. Но теперь говорит, что все же хочет создать какие-то бытовые условия, потому что ежегодно к нему приезжают родители, у которых серьезный бизнес в Германии, и им трудно привыкнуть к его грязи. Дел у Мишеля куча, планов уйма! Вот так немец, у которого нет никаких украинских корней, остался здесь и выучил местный язык, научился разводить местных животных и делать какой-то небольшой бизнес в тяжелых условиях нашей постсоветской системы ограничений и запретов. Его удивляет равнодушие местного населения, но он верит в лучшее.

— Конечно, я понимаю, те коммунисты здесь все зачистили сразу. Всех, кто мог что-то делать, вывезли, а оставили только тех, кто мог повиноваться. И вот я иду в деревню и говорю: «Берите и делайте!», а в ответ слышу: «Мы не можем». Чего-то им всегда не хватает, всё им времени нет на работу. Я показываю, какие есть большие возможности, я сам для себя выбрал такую жизнь. Я живу с буйволами на природе у костра как их деды и прадеды, а люди думают порой, что я здесь работаю на какие-то фонды, и к ним тоже должен кто-то прийти и сделать, кто-то другой, только не они сами.

У Мишеля тихий и очень приятный голос. Пока он говорит, из его глаз идет какой-то невероятный свет, а в словах его чувствуется огромный пыл, изумительная мотивирующая энергия. Мишель угощает нас молоком и сыром, буйволовое молоко кажется нам непривычно жирным, а сыр имеет действительно удивительный, очень богатый вкус.

— Брынзу люди продают по 100 гривен за килограмм. А должно быть в два раза больше! Это же экологический продукт из самого сердца Карпат. Без каких-либо примесей.

Этим летом Мишель убежал от пластика и мусора, который так любят есть буйволы, в Раховский район, на полонину Переслип. Раньше там были пастухи, приходившие на лето, а теперь полонины вон пустуют. Мобильной связи здесь почти нет. Несколько месяцев Мишель живет практически под открытым небом, он построил здесь небольшую деревянную хижину. Буйволов в конюшню теперь не надо загонять, летом они спят под открытым небом.

Недавно с Мишелем случилась не очень приятная история. Он сдавал кровь на анализ в частной лаборатории в Хусте, и ему пришли результаты, где было указано, что он тяжело инфицирован Гепатитом В. Узнав об этом, Мишель написал: «Я плачу и покидаю своих буйволов, возможно, на целых полгода для лечения». Ему пришлось ехать домой и делать повторный сбор крови. И уже в немецкой клинике оказалось, что никакого гепатита нет. От этой истории, с одной стороны, невыразимо стыдно и больно за украинскую медицину, и, с другой стороны, радостно, что Мишель оказался здоровым и смог быстро вернуться к буйволам, которых он спасает от вымирания и украинского равнодушия.

— Есть один большой заповедник, около Дуная. Там есть остров, на который хотят взять несколько моих буйволов, чтобы они там жили в дикой природе. Готов отдать им столько, сколько надо. Там уже есть дикие лошади. И вместе с ними дикие буйволы смогут круглый год пастись без людей, потому что на той местности очень теплые зимы. У меня есть много буйволиц, которые так и не научились мне давать молока. Я бы их отдал в дикую природу. Я об этом столько времени мечтал.