Возвращение в зону отчуждения

Припять – город в Киевской области, который находится недалеко от украино-белоруской границы, в 2 км от Чорнобыльской АЭС. Этот город проектировали и строили как город-спутник электростанции, девятый атомград в Советском Союзе.

Город берёт свое название от реки, на которой построен – Припяти, правой притоки Днепра. Припять основали в 1970 году и, кроме города атомников, он должен был служить большим железнодорожным узлом, пересечением магистралей и пристанью для речного судоходства.

26 апреля 1986 года на четвёртом энергоблоке Чорнобыльской АЭС произошла большая авария. На следующий день объявили эвакуацию приблизительно 47 тысячи жителей Припяти. Вследствие аварии город стал радиационно-опасной зоной, где больше не могут жить люди.

С тех пор 30-километровая зона вокруг станции стала зоной отчуждения. В пределах зоны – собственно АЭС; города Припять и Чорнобыль; север Полесского района Киевской области, а также часть Житомирской области до самой границы с Беларусью.

Истории двух городов – Припяти и Чорнобыля – тесно переплетаются. Их часто путают, хотя это два абсолютно разных города. Чорнобыль находится на расстоянии ориентировочно 12 км от АЭС. Местное население до аварии здесь составляло почти 14 тысяч человек. К АЭС это место не имело непосредственного отношения. Станцию называли Чорнобыльской, потому что размещалась она в Чорнобыльском районе.

Александр

Александр Сирота родился на Херсонщине, но большую часть своего детства вместе с мамой – писательницей, редактором и переводчицей Любовью Сиротой – прожил в Припяти. Когда случилась авария, Александру было 10 лет.

Прошли года после эвакуации, и город опять позвал его к себе. Сейчас Александр пишет и снимает документальные проекты, посвященные Припяти и Чорнобыльской трагедии; организовывает и проводит авторские экскурсии по зоне отчуждения; является руководителем международной общественной организации «Центр Припять.ком» и членом Общественного Совета при Государственном агентстве по вопросам управления зоной отчуждения.

Авария

Авария случилась 26 апреля 1986 года, в субботу. Тогда была шестидневная система обучения, потому субботним утром десятилетний Александр проснулся и пошёл в школу, в 3-Б класс:

— Учителей позвали на экстренный совет. Наверное, из-за событий на станции. После второго урока на перерыве мы услышали сирены и побежали на звук. Мы увидели достаточно большую группу взволнованных взрослых. А на площадке возле поликлиники – около десяти машин скорой помощи с включёнными маячками. И мы стали ко взрослым приставать с вопросами: «Дядя, дядя, что случилось?». Пока нам кто-то не сказала, что на станции пожар, и чтобы мы не мешали, не путались под ногами. Мы побежали на путепровод смотреть на пожар на станции.

Увиденное Александр описывает так, как мог это воспринять тогда, будучи маленьким:

— Много рассказывают о гигантском зареве до неба. Я не исключаю, что так и было, но не в тот момент, когда мы пришли. Тогда станция была затянута дымом, как туманом. И в принципе ничего интересного мы не увидели, разве что вертолёты начали летать над головами.

Множество деталей из тех дней запомнились навсегда:

— 27 апреля в 12 часов из громкоговорителя впервые прозвучало объявление об эвакуации. Через два часа начали подавать автобусы. Я всё время проторчал у окна, разговаривал с друзьями, а мама была на работе. Я помню, что перед эвакуацией, когда мы вышли на улицу, маму забрали сотрудники ЖЭКа и милиционеры. Они начали опечатывать помещение. Потом мы сели в автобус, который прямо под подъездом стоял, и поехали. Тогда эвакуация считалась временной, только на несколько дней. Зачем брать с собой что-то большое, когда едешь на три дня? Все брали с собой минимальный комплект одежды, документы, бутерброды и воспринимали это как дополнительные выходные.

Мама получила квартиру в Киеве просто с боем. На новый 1987 год. До этого мы по друзьям, по знакомым перебивались.

Мама устроилась работать редактором на киностудию им. Довженко.

Проработала там уже практически до выхода на пенсию. В том числе, в 1988 году вместе с режиссёром Роланом Сергиенко они сняли публицистический фильм «Порог». Наверное, один из первых документальных фильмов про Чорнобыль, который показывал не советский пафос, а реальные события. И на конфликтной комиссии в Москве вообще угрожали их расстрелять, потому что они показали и о военной зоне, и о том, какие проблемы у людей со здоровьем после аварии.

Возвращение

Впервые Александр вернулся в Припять зимой 1992 года:

— Я ждал этого момента много лет, потому что несовершеннолетним запрещено быть в зоне отчуждения. Просил маму помочь мне с этим. Она говорила, подождать хотя бы до 16 лет, тогда будем что-то думать. Когда мне исполнилось 16, я насел на маму, мол, ты обещала, так давай делать. Она договорилась со своим бывшим коллегой из дворца культуры «Энергетик» Сашей Демидовым (он на то время был директором телевидения города Славутич), чтобы они взяли меня с собой, когда поедут снимать какой-нибудь сюжет.

Зима 1992 года, мы через Славутич едем в зону на автобусе. Меня завезли в Припять, оставили там и поехали снимать сюжет на станцию. Я почти пять часов в одиночку гулял по городу. Ходил местами своего детства. В основном, просто ревел. Это был очень психологически сложный визит.

— Только после этой поездки я понял для себя, что у нас нет куда возвращаться. Наверное, эта поездка и определила то, чем я сейчас занимаюсь. Я нашёл свой способ возвращаться.

В своей комнате практически ничего не нашёл. Наш район ближайший к станции, он потерпел тотальную зачистку. Из окон выбрасывали мебель, холодильники. Всё это потом прятали в песок. Осталось очень мало: элементы моего конструктора, торшер. Всё остальное выбросили.

Ценных вещей у нас особенно не было, потому ничего не украли. Мама возвращалась в мае 1986 года, у неё получилось вывезти кое-какие фотоальбомы и несколько шапок своих, которые создали ей потом кучу проблем со здоровьем.

Но альбомы – это та память, которая не давала мне забыть о городе и в каком-то смысле способствовала возвращению сюда. Теперь я бываю здесь постоянно. Я работаю с прессой, телевидением, кино. Мы снимаем о Припяти разнообразнейшие проекты, работаем с делегациями, которым интересно посмотреть, походить здесь.

До сих пор я чувствую, что это именно мой дом, и эти чувства никуда не исчезают. Наверное, это одна из причин, почему я не могу направить свои усилия в какую-то другую сторону. Я всё равно возвращаюсь сюда. Чем бы я ни занимался, в конце концов, я оказываюсь здесь.

Припять

Александр рассказывает, что до 2000-х город Припять функционировал как территория, на которой размещено несколько предприятий. Тогда попасть в зону отчуждения было намного сложнее. Однозначно, никто бы не водил туристов в больших количествах.

Инфраструктура была в лучшем состоянии, но радиационные риски были намного выше. В Припяти и сейчас действуют два предприятия – цех по дезактивации спецодежды и гараж для автомобилей, которые возят радиоактивные отходы.

— Вообще, интересно: 94-ый год, приезжаешь в город зимой, темно, на весь город кричит матюгальник из горотдела, какая-то Алла Пугачёва поёт «Миллион алых роз». И яркий источник света – плавательный отдел «Лазурный», открытый для персонала.

Александр вспоминает, что до этого визита Припять часто снилась ему как живой, населённый людьми город. Потом это изменилось:

— Город продолжал мне сниться, но уже никогда живым. Снились разные варианты: что мы вернулись, что открыли доступ, что его реконструируют.

Посмотрите видео 360, которое мы снимали совместно с компанией The Farm 51:

Дома и микрорайоны в Припяти постепенно рушатся. Сначала те, у которых кирпичная застройка, чуть позже – железобетонные. Это нужно учитывать, прежде чем заходить в то или иное здание:

— Улица, на которой я жил – улица Дружбы народов – одна из самых старых в городе Припять. Тут стоит наиболее аварийная застройка. Эта упавшая плитка – это первые показатели обвала. Приблизительно так всё начиналось и в моей школе: сначала осыпалась плитка со штукатуркой, а через год-два падала и секция.

— Это одно из строений, которое скоро обвалится. «Здоровье народа – богатство страны!» — это один из последних лозунгов, которые в Припяти остались с тех времён. Их было много, весь город был в них. Вообще, такой мини советский Лас-Вегас – всё в неоне, переливается, сияет. «Партия Ленина – сила народная, нас к торжеству коммунизма ведёт», «Пусть будет атом рабочим, а не солдатом!», «Мирный атом в каждый дом».

Школа

— Школа… Если бы передо мной стояла пожилая учительница, я бы сказал, что любил это место. Но я его ненавидел. Я тогда мог подумать: «А чтоб ты провалилась!». Будьте осторожнее со своими желаниями. Они имеют свойство сбываться.

Александр показывает на место, где прошли первые 3 класса его учёбы:

— Это крыло младшей школы. Под завалами на первом этаже – вход в мой класс. Под каждыми ступеньками был чёрный выход. В нашей школе его использовали для того, чтобы прогуливать уроки. Это была страшная тайна. Вот я со своим другом прогуливаю там урок, и мы находим внутри этого помещения кожаный футбольный мячик. Сейчас сложно рассказать молодым ребятам, а что же такого особенного в кожаном мяче в Советском Союзе в конце 80-х. Но для нас это было настоящее сокровище. Мы играем этим мячом и в какой-то момент закидываем его на крышу бойлерной. И всё, мячик пропал.

Через несколько дней на перерыве нас ловит собственник мяча: хулиган, на несколько лет старше, со зловещей репутацией. Он взял нас двоих и провёл беседу, по результатам которой мы в течение нескольких дней должны были отдать ему или мячик, или по 10 рублей. Тут стоит заметить, что 10 рублей мы видели ещё реже, чем кожаные футбольные мячики. Поэтому это было неприемлемо. Что оставалось делать? По-хорошему, конечно, сказать маме, что такое происходит. Но мы не могли, поэтому просто прятались. Прошло два, три дня. А потом взрывается Чорнобыльская атомная электростанция, и в эвакуацию мы едем с таким светлым чувством: появляются добавочные три дня отсрочки до встречи с шантажистом

Мы делали встречу наших, так сказать, недовыпускников. Несколько лет назад собрали многих. Хорошо посидели, повспоминали. География расселения припятчан – весь бывший Советский Союз и Европа. На самом деле, тогда припятчанам проще было устроиться где-то подальше от Украины, от Киева, чтобы поменьше знали и говорили.

Дикая природа

За десятки лет отсутствия человека в Чорнобыльской зоне большая её часть покрылась молодым лесом, где селятся дикие животные. Много краснокнижных животных возвращаются сюда. Растёт количество лосей, оленей, волков, рысей. Оседают даже те, какие раньше никогда не жили на этой территории. Так, здесь поселились даже серый аист, бурый медведь, орлан-белохвост и другие виды, которые в этих краях считались редкими.

Также в зоне отчуждения живёт популяция диких лошадей Пржевальского – вида, который в ХХ веке был уничтожен в природной среде. В Украине лошадей Пржевальского разводят в заповеднике Аскания-Нова (читайте наш материал об Аскании-Новой). Оттуда в 90-х годах этот вид диких лошадей завезли в зону отчуждения Чорнобыльской АЭС, где популяция теперь живёт самостоятельно, без человеческого вмешательства.

Назвать точное количество поголовья коней Пржевальского в Чорнобыльской зоне сложно. Чтобы посчитать коней, нужно помечать их специальными ошейниками или чипами. В данный момент нет специализированных организаций, которые бы этим занимались.

Александр Сирота рассказывает о первом известном ему случае, когда кони Пржевальского выходили из Чорнобыльской зоны и прибивались к людским дворам:

— Осенью 2014 года две кобылы пришли в село, где я жил с семьей уже год (в 2013 году Александр с семьей переехал в село Дитятки, что на границе с зоной отчуждения – Авт.). Поселились в поле напротив моего дома, начали доедать остатки на огородах у людей, подружились с соседским жеребцом. Наверное, решили остаться, потому что там хорошо и много еды.

Это создавало определённые трудности для местных жителей, поскольку кони портили огороды:

— Кони же не понимают, что люди это посадили для употребления. «Что не съем – то понадкусываю» — это их случай. Мы сделали несколько попыток вернуть коней в зону отчуждения: вели жеребца, к которому они прибились, в зону на несколько десятков километров. Они шли за нами, потом возвращались назад в Дитятки.

Когда Александр понял, что попытки отвести коней тщетны, он построил для этих животных вольер площадью 50 на 50 метров на том же участке, где они паслись. Этот вольер стал временным убежищем для коней.

Есть несколько версий, почему эти дикие кобылы вышли из зоны отчуждения и прибились к людям. Александр говорит, его знакомые биологи допускают, что этих коней выгнали из табуна:

— У лошадей Пржевальского есть некоторые внутривидовые отношения. Если дочери самца достигли определённой половой зрелости, он их выгоняет, чтобы они искали себе новый табун. Вероятно, именно это и случилось. Они пошли искать жеребца и не смогли найти его на территории зоны. Поэтому эти две кобылы вышли за её границы, нашли в селе домашнего жеребца Лорда и решили создать свой табун с ним. У меня они разрешения не спрашивали, у Лорда тоже. Нас просто поставили перед фактом: мы будем здесь жить.

До осени 2016 года кони жили в вольере. Их кормили и безуспешно пытались куда-то пристроить:

— Я уже потерял надежду, что у нас что-то получится. Потому что никто не выражал желания помочь. Хотя это краснокнижный вид, и их судьба должна интересовать прежде всего государство, а не нас.

За эти два года у кобыл родилось два гибридных лошадёнка от того самого жеребца, к которому они прибились. Двоих девочек назвали Лило и Стич, как персонажей одноименного мультфильма:

— Имена жеребятам придумывал мой ребёнок. Взрослых животных назвали мы. Их зовут Конь №1 и конь №2, потому что с фантазией у нас проблема.

Позже с Александром связался координатор зоопарка в Межигорье, Сергей Григорьев. Он предложил попытаться перевезти животных на территорию вольера в Сухолучье, где у них будут лучшие условия:

— Это была целая спецоперация. Дикие животные, которые, хоть и привыкли к человеку за два года, тем не менее никого близко не подпускали. Их никогда не перевозили. Мы задействовали зоологов, ветеринаров, которые дали им успокоительный препарат. Где-то день длилась вся эта операция, коней успешно перевезли сюда, они здесь перезимовали.

Охотничий клуб «Кедр», или «Сухолучье» — это угодья, где охотился бывший глава государства Виктор Янукович и его окружение. Сейчас природоохранители создают на этой территории национальный природный парк «Днепровско-Тетеревский». С надеждой, что сюда будут приезжать не охотники, а экотуристы.

Александр объясняет, что для коней поселиться в Сухолучье – идеальный вариант, поскольку даже в зоне они были бы в большей опасности:

— Они вполне могли бы стать кормом для волков или нарваться на людей. Дикие животные подвергаются этим опасностям: хищники, люди, капканы, ямы, отсутствие стабильного питания. После двух лет жизни с людьми единственный вариант – это территория, где кони будут чувствовать себя комфортно, где на них не будут охотиться волки.

Экскурсии

Александр организовывает экскурсии в зону отчуждения. К этой работе его привело как сознательное решение, так и череда судьбоносных случайностей:

— В 1997 году я попал в Припять совсем неожиданно для себя. Я тогда начинал работать в сфере строительства плавательных бассейнов. Шеф отправил меня на объект оценить возможность реконструкции бассейна. Я не знал, куда буду ехать, сел в машину и уснул. Проснулся в Припяти, у бассейна «Лазурный». Он в то время работал для персонала зоны. Я не уверен, что это была какая-то глобальная инициатива по возможной реконструкции бассейна. Это было на уровне какого-то завхоза, который позвонил в первую попавшуюся фирму, чтобы ему оценили, возможно это вообще или нет. И вот так вышло, что, занимаясь вообще не тематическим занятием, оказываюсь здесь. И это не единственный случай, когда я вот так возвращался в город.

Был такой момент, когда мне пришлось выбирать, чем я буду заниматься дальше в жизни. В определённый момент я просто решил, что Чорнобыльская тематика мне интереснее, ближе. Я ушел из бизнеса, оставил всё своему партнёру. Это был 2004 год. Тогда я даже не подозревал, что буду переезжать. Какое-то время я работал дистанционно, а потом просто надоело и я начал искать жильё поближе к работе, чтобы не нужно было никуда ездить. Вот, наверное, и основная причина, а всё остальное – это уже лирика.

Если говорить о том, думал ли я сюда вернуться жить, то это было только до моего первого приезда. Тогда ещё верилось, что есть куда возвращаться.

— Да, я хочу сюда приезжать и буду это делать. Но я понимаю, что жить здесь будем уже не мы, а олени, лис Семён и, дай Бог, его дети. Перспектива жить здесь человеку – это то, что изменить я не в силах. Это факт, с которым мы живём десятки лет истории Украины.

Александр объясняет, почему для работы в Чорнобыльской зоне так важно быть осведомлённым и опытным гидом:

— Через зону отчуждения проходит несколько десятков тысяч человек в год, и тенденция идёт на увеличение. Едут со всего мира. Ни единого раза не было представителей из африканского континента, а из большинства других стран и континентов – были. Вообще, поездка в зону – это определённый риск. И я сейчас говорю не о радиационном загрязнении, хотя это тоже фактор риска. Мы сейчас стоим на улице, но, вероятно, за кустом может стоять стадо диких животных, и мы их не увидим. Волки, рыси… Следы медведя на левом берегу реки Припять случаются. Есть риски, связанные с состоянием конструкций. Как видите, первый микрорайон в очень плохом состоянии.

Моё представление того, как может выглядеть зона отчуждения, может отличаться от того, как это видит государство. Я бы хотел видеть эту территорию тем, чем она уже de facto есть, просто с юридическим статусом. Это уникальный заповедник под открытым небом, где природа показывает, что вопреки усилиям человека она все равно восстанавливается. Припять – это место, в котором люди могут почувствовать, что пережили те, кто жил здесь, поставить себя на их место. Представить себе, что это могло бы случиться с их городом, пропустить через себя. И в дальнейшем жить так, чтобы не оставались мёртвые города.

Меня очень возмущало, что зона отчуждения была для людей своеобразным аттракционом. Особенно в первые годы, когда я только начал заниматься организацией визитов сюда. Меня от этого прямо выворачивало. А потом я увидел, какими люди приезжали в Припять и какими они уезжали. Теперь я считаю, что мотивация, которая их сюда привела, абсолютно неважна. Важно то, что они вывезут отсюда. Я имею в виду не карманы с сувенирами, а багаж знаний и опыта.

Много кто после поездки звонил и говорил: «Вы знаете, то, что вы нам показали, просто перевернуло наш мир». Это личное для каждого и обычно такими вещами не делятся.

Хотя Припять, которую Александр Сирота каждый день показывает посетителям, связана с советским наследием, сам он чувствует себя украинцем:

— Я был маленьким, когда Украина стала независимой. И я помню, насколько это был прилив эмоций, счастья даже какого-то. Я считаю, что Украина должна быть самостоятельной державой, независимо от желаний наших соседей и от того, как они нас видят. Мы имеем право на самоопределение. Украина – это утраченная и вновь обретённая родина, если говорить глобально. Моя семья по материнской линии была репрессирована и выселена из Украины в Киргизию. Они вернулись сюда годы спустя. Я видел, как мама начинает чувствовать себя украинкой. И сам через это проходил и прохожу по сей день.

Как мы снимали

Влог о том, как мы ехали в Припять. О том, как пять дней не мылись и как встретили 91-летнего связиста УПА, одного из последнего ныне живых. О новом слове, которое в теории и на практике выучил наш польский фотограф Матеуш во время путешествия.